Содержание

Как попадают во власть?

Как попадают в профессию?

Что сколько стоит и откуда бабки?

Кто сколько зарабатывает?

Как всё работает?

Что насчет черных технологий?

Что больше всего напрягает?

Что радует?

Что там с Мосгордумой?

Как попадают во власть?

Выборы у нас в стране — это во многом вопрос договоренностей. А вся выборная кампания и процесс голосования — их легализация в публичном пространстве. 90% всех кампаний проводится, так или иначе, под контролем людей из администраций. 

Списки кандидатов всех партий, вплоть до уровня городских парламентов в крупных городах, согласовываются на самом верху — с Администрацией Президента (АП). 

Списки районных и муниципальных кандидатов — на своём верху, в столицах регионов.

У каждой группы регионов отдельный куратор, а в каждом регионе — главный политтехнолог, который сидит в администрации. В тесном контакте с губернатором и его первым замом по внутренней политике они разрабатывают и принимают решения. Губернатор — скорее согласующий орган, но и он периодически вмешивается в процесс.

Как сделать первый шаг в политике? Мэром тебя не назначат, губернатором не изберут. Ты идешь в депутаты. Сперва надо определиться — независимым или партийным. Партийному проще. Если партия согласовала твою кандидатуру в Москве, то местному замгубернатору будет сложно тебя снять (придется объясняться с кураторами).

В любом случае, тебе придется приложить усилия, чтобы как-то порешать с реальным хозяином политической ситуации в регионе, дать или не дать ему какие-то гарантии.

И вот, ты выбрался в горсовет. Поработал там, думаешь: пойду в областную думу. Выбрался. Там обжился, думаешь, может, занести пару миллионов долларов — и уже в госдуму от какой-нибудь ЛДПР?

Они могут включить тебя в верхушку списка. У всех партий эти проходные места, и даже непроходные, продаются. А как им еще собирать на предвыборную кампанию? Ну, не прямо продаются, никто тебе чек не выбьет. Окей, если ты деньги не отдаешь напрямую, то обязуешься, скажем, оплатить счета партии на миллион долларов в своем регионе — «на поддержку информационной кампании» и так далее. Тебе дают некую возможность, входной билет.

В Единой России можно порешать не столько баблом, разве что очень большим, сколько там нужно быть в обойме. Это как мафия, в хорошем смысле, как семья. Не может чувак совсем со стороны просто так взять и… Нужно туда попасть, показать лояльность, полезность, создать историю. Идешь сначала на муниципальном уровне, потом выше, выше. 

Начинается с праймериз (внутрипартийных выборов), куда они всех приглашают. Сделано достаточно хитро. Между участниками идет определенная торговля — кого же всё-таки допустят до выборов. В праймериз ты должен показать, сколько людей тебя поддерживает. Но люди не проблема — их можно найти, собрать, привезти автобусами, гораздо важнее иметь твёрдые договоренности.

Твоими гарантиями может стать: финансовый пакет, который ты предоставляешь взамен на место в списке кандидатов. Второе — задачи, которые ты возьмешь на себя, когда выберешься. Например, стать торпедой против сторонников Навального в регионе. 

Еще один способ попасть в бюллетень, кроме Единой России — договориться с другими центрами влияния. Как правило, это крупные налогоплательщики, которым нужно защищать и лоббировать свои интересы в парламентах. 

Конечно, можно выдвинуться и самостоятельно, но тут есть сбор подписей, муниципальный фильтр. Фильтр всегда можно прикрыть, а в подписях всегда можно найти какие-то подделки, несостыковки. И даже если ты всё собрал и прошел, нет никаких гарантий, что дальше не найдут юридических поводов тебя снять. Закон можно толковать по-разному в случае необходимости.

Как попадают в профессию?

Сложно назвать это «профессией», в ней же нет определенных стандартов. 

Приходишь к заказчику, говоришь: я политтехнолог. Он спрашивает, какой у тебя опыт. Ты рассказываешь. Окей, ты политтехнолог. 

Конечно, нужны базовые знания о том, как всё это строится. Но даже и без них ты можешь идти и делать всё, что у тебя получится. Обычно начинают с какого-то мелкого функционала в штабе. И через 1-2 проекта уже понятно, на что человек годится — либо развивается, либо стопорится. Я, как и многие, писал тексты, придумывал смыслы какие-то. Дошло до того, что сегодня отдельные кампании веду сам.

Но сейчас времена изменились. Сложнее стать кандидатом, сложнее выиграть. Гайки закручиваются — рынок схлопывается. Многие, кто приходил на старте карьеры, остались на одной позиции, сложно развиваться. 

Как получают заказы?

У всех крупных корпораций, группировок, «башен кремля» прекрасное понимание, кто присутствует на рынке — технологические группы, одиночные специалисты. 

Большую часть заказов для политтехнологов распределяют в АП. Могут тебя попросить: «Съезди, Ваня, на Сахалин, там выборы губернатора, надо поучаствовать и помочь».

В регионе точка принятия решения о том, кто поведёт кампанию — первый замгубернатора по политике. Но большие кампании в регионах не каждый год, поэтому люди работают на несколько регионов, смотря кто твои основные заказчики.

Также у партий есть базовые спонсоры в регионах и, как правило, они сами выбирают, с кем им работать. Ходишь и налаживаешь с ними контакты. Прибиваешься к кому-то, доказываешь, что способен, и постепенно растешь. Сначала маленький проектик — собираешь подписи против застройки чего-нибудь. Тебе начинают доверять, становишься из просто инструмента человеком, который помогает по многим проектам. 

Другой вариант — это система рекомендаций, когда старший коллега доверяет тебе заказ. Ты, конечно, ему потом откатываешь. 

Сколько стоит кампания, и откуда берутся деньги?

В масштабе города-миллионника бюджет начинается от 5 миллионов рублей, но это самая нищенская кампания. В парламенты городов, законодательные собрания регионов кампания на победу — оптимально от десятки и выше. Губернаторские или Госдума — несравнимо большие деньги. 

В идеальном мире кандидат открыто просит пожертвования у своих сторонников. Но кто так собрал и избрался из действующих депутатов, я о таких не слышал. В реальности, те, кто идет на выборы, обладают финансовым резервом либо плотными контактами с людьми с таким резервом. 

Что касается парламентских партий, у них есть базовые спонсоры — олигархические группы, которые их поддерживают. Также партиям положено бюджетное финансирование, если они набрали больше 3% на последних выборах в Госдуму. Так долгое время живет «Яблоко» в России. Оно представлено мало в каких парламентах, но тоже работает, создает конкуренцию.

Как отбиваются вложения спонсоров?

Как минимум, если тебе кто-то мешает, можешь попросить своего депутата написать депутатский запрос в прокуратуру — проверить деятельность. Безденежные депутаты часто этим торгуют, особенно в Госдуме. Муниципальные депутаты — скорее нет, их влияние не так велико.

Но они могут поднимать вопросы на сессиях, комитетах, занимать какую-то позицию, выступать в СМИ. Противодействовать твоим противникам в медийном поле. Например, если ты крупный застройщик, хочешь участок земли — нет ничего лучше своего депутата. И, как правило, одним не ограничиваются, заводят сразу несколько, чтобы влияли на процесс.

Крупные держатели бюджетов и внебюджетов не кладут яйца в одну корзину, ставят на разные инструменты, один из них — депутат.

Как деньги попадают к тебе?

У представителя заказчика всегда есть казначей. Он по твоей заявке выдает где-то налом, где-то вы с ним строите систему обналички. Есть специальные юридические лица. Например, крупный застройщик жертвует сумму в какой-нибудь фонд реконструкции и развития. Фонд с этих денег не платит налоги, так как не занимается коммерцией. Он заключает договоры, допустим, с рекламным агентством на продвижение своей деятельности. А уже агентство перечисляет деньги подрядчикам.

Часть позиций оплачивается по-белому, со счета кандидата. Это деньги, которые мы должны показать: на печать агитационных материалов, размещение рекламы — на всё, что проходит согласование в избирательной комиссии. 

Деньги жертвуются на «белый» счет с юридических лиц. Но через него проходят считанные проценты бюджета. Абсолютно не принято показывать свои реальные расходы.

Допустим, изготовить ролик стоило 100 000 рублей, ты со счета платишь 10, остальные 90 проходят через цепочку юридических лиц. Потому что если их показывать, придется и объяснять их происхождение, когда условный борец с коррупцией поднимет этот вопрос.

Какие есть блоки работ?

Есть юридическая война — очень важная часть процесса, иногда она решает исход. Электоральные юристы — отдельная элитарная каста, они знают, как совершать и отбивать атаки. Следят за постоянно изменяющимся законодательством. Год от года его модернизируют, чтобы было проще побеждать одним и сложнее другим. 

Когда есть хороший юрист, ты можешь снимать конкурентов, напрягать их судами. 

Как это делается. Если ты провластный кандидат (но и не только), выдвигаешь по своему округу, помимо себя, еще и технических кандидатов. Чтобы самому оставаться чистым и пушистым, заваливаешь конкурента исками и жалобами от имени «техников». Он только успевает бегать по судам, отбиваться.

Есть еще «поле», самая дорогая часть пирога. Это замначальника штаба, под которым достаточно разветвленная структура. Если мы говорим про область, то в каждом районе свой технолог, у которого цепь бригадиров. А те контролируют полевые структуры — группы агитаторов, отдельная ветка — наблюдатели. Технолог-полевик курирует мобилизацию, последний день голосования, спецпроекты (привод, задачи из серой зоны).

Медийное крыло отвечает за все внешние коммуникации кандидата: общение с медиа, создание и продвижение собственных продуктов. Там тоже есть руководитель и, в зависимости от размаха кампании, какое-то количество сотрудников. Креативное ядро — 2-3 человека, на них креативные задачи, разработка стратегий, идеологий для кандидатов.

Казначей отвечает за то, чтобы все платежи проходили вовремя. Руководство: начальник штаба, который держит бразды правления и всех контролирует, руководитель кампании — отвечает за стратегическую часть, и чтобы всё шло согласно плану. Но на маленьких кампаниях должности совмещаются. Ты можешь и планировать, и руководить, и писать стратегии, и вычитывать газеты, которые райтер написал.

Кто сколько зарабатывает?

Зависит от того, как договорились, что у вас за команда. Специалист в среднем по рынку получает 100+ тысяч рублей в месяц. Полевик в небольшой территории может получать 100-150. Райтер — 100, руководитель райтеров — 150. 

Технолог, который заново строит сети или отвечает за какое-то направление в штабе, может получать 250-300. Плюс бонус за результат, плюс что-то отщипывает от общего пирога, делится со своим руководителем, который делится со своим и так далее. 

Юристы, как правило, получают чуть ли не на уровне начальника штаба, плюс подрабатывают параллельно на других проектах.

На вершине цепочки — руководитель кампании. Получает столько, насколько он напористый, как себя продал. Как правило, это базовая зарплата плюс вознаграждение от результата. 

Зарплату заоблачную никто не закладывает. На активную фазу кампании руководитель верхнего звена может попросить себе миллион рублей в месяц. Когда ты полностью ответственный перед федеральным центром за результат, это не большие деньги. Но еще, скажем, 20 миллионов он заработает на оптимизации бюджета. 

Это очень распространенная история, когда процент от бюджета возвращается. У любого регионального политтехнолога есть свои подрядчики. Например, печатают газету миллионным тиражом, треть от стоимости печати откатывается обратно.

Есть еще пассивная фаза, но не так, что прошли выборы, и сидишь, ждешь февраля. Кто-то в перерывах работает с корпорациями как лоббист, джиарщик. Сидят на ставках в администрациях, консультируют, ходят на совещания. Периодически выигрывают конкурсы на социологические исследования. У многих есть свой карманный бизнес, который получает заказы.

Как всё работает?

Простая математика. Допустим, у вас на округе 100 000 избирателей. При прогнозируемой явке 30% придёт 30 тысяч. Для победы нужно 50% + 1 голос, то есть 15 001. Но, как правило, и того меньше: если есть сильные конкуренты, они растащат часть голосов.

Начинаешь думать, где эти голоса взять. Если ты кандидат административный, у тебя есть гарантированный админресурс — люди, кто в этом округе так или иначе работает на власть. А их в стотысячном округе от 1,5 до 2 тысяч. Бюджетники, НКО, советы ветеранов, спортивные секции, профсоюзы. Те, с кем в нормальных территориях ведется работа, кого власть или сам кандидат постоянно поддерживают.

Есть еще ядро сторонников, кто искренне считают кандидата отличным мужиком, следят за ним, голосуют, могут привести еще людей. Обычно их немного, но есть, допустим, 300-500 человек.

Далее — некая органика. Кого приведет ядро, плюс те, кого мы зацепим нашими агитационными инструментами: медийная реклама, уличная реклама, агитация во дворах. Таким образом, всеми правдами и неправдами набираем 5 тысяч человек. Где взять еще 10? 

Далее идет работа по так называемой мобилизации. Есть несколько типов: мотивированная, когда дали человеку 500 рублей или какой-то бонус, и он пришел, проголосовал. Как правило, это люди с низким достатком, маргиналы.

Их списки разными путями попадают к технологам. Эти люди трижды проверяются, их отдельно тащат в день голосования. 

Есть мобилизация по социально-профессиональным группам. Простой, но при этом сложный процесс. В каждом округе есть локальные лидеры общественного мнения — старосты домов, активисты. Задача технолога, кто отвечает за поле и мобилизацию, выстроить эффективную коммуникацию с ними, замотивировать, чтобы они привели людей.

Как это работает. Приходишь к лидеру: «Иван Иваныч, дорогой. Вот у нас есть прекрасный кандидат, встретьтесь с ним». Он встречается, знакомится. После этого: «Иван Иваныч, сколько людей сможешь привести?» Он говорит, скажем, 50. «Если ты их приведешь, проконтролируешь, отчитаешься — получишь вот это».

Ему можно дать деньги, доступ к кандидату, должность помощника. Можно пообещать ему спилить дерево, вывезти мусор, сделать пешеходный переход и так далее. Есть те, кому достаточно встретиться с человеком. Он к ним во двор приедет, его пирогами накормят, потом приведут всех и проголосуют.

Кто-то за каждого приведенного просит 500 рублей. Окей, тоже годится. Составляются списки, он даёт тебе телефоны, ты звонишь, всё верифицируешь. Делаешь с каждым человеком дополнительное касание, проверяешь, что он живой, при этом никак не раскрываешь себя. «Здравствуйте, социологическое исследование: знаете ли своих кандидатов, как к кому относитесь?».

Систему мобилизации можно облечь в любую форму. Нам доводилось трудоустраивать 1,5 тысячи агитаторов, чтобы они в итоге сходили проголосовали со своими семьями. 

Один плюс три это уже 6 тысяч голосов. «Ваша задача – проагитировать ваших близких. Получите пакет с блокнотом, майкой и чаем. Обязательно сходите, проголосуйте и нам отзвонитесь» — такой контроль в день голосования.

Чем больше людей, тем больше шансов. Есть определенная конверсия твоей базы в количество голосов. Она зависит от системы мотивации и от того, как лидер мнений позовет людей. Может просто позвать за деньги, а может грамотно продать кандидата как решение их проблем. В этом задача, и тут всё зависит от лидера мнений.

Агитация умерла?

Это всё — агитация. Просто другая её форма. Тебе всё равно нужно сделать так, чтобы человек проголосовал. 

Например, вот с какой проблемой столкнулись коллеги в Украине. У них все осуществляют непосредственный подкуп. Представь, у тебя на округе 4 кандидата, и каждый платит деньги или раздает пайки, что-то еще.

Но люди-то в итоге голосуют сердцем. Поэтому у твоего кандидата с этими людьми всё равно должен быть контакт, они должны понимать, кто он такой, отличать его. Чтобы, приходя на участок, не спрашивали у членов комиссий: «Слышь, а за кого мне голосовать?» 

Мобилизация — это привести на выборы тех людей, с кем ты коммуницировал. Способы разные, но забить и никак не коммуницировать нельзя. 

Проголосовать за 500 рублей — это удел бичей, которых ты привел в последний день. И то за чекушку сейчас никакой бомж не пойдет. 

Бывали смешные ситуации. Когда на округе бичи с утра стоят по 500 рублей, но некоторые придерживают свой голос и к вечеру продают его уже по 3 000, потому что рынок исчерпался. 

Практика подкупа эффективна, когда не хватает небольшого количества голосов. Дать всем деньги — самый простой путь, но требует огромного бабла, которое во многом разойдется по этой сети и потеряется. Если такого бабла нет, особенно, если кандидат оппозиционный, приходится выкручиваться: что-то обещать, накачивать протестные настроения и так далее.

Но далеко не все коллеги, особенно старой закалки, считают голоса. Кто-то пытается выигрывать электоральным путем. Кто-то делает ставку на специальные мероприятия последнего дня.

Тенденция сейчас такая. Кто занимается подкупом, в день голосования не каруселит, не вбрасывает, не меняет протоколы. Проще построить внятную систему, как в сетевом маркетинге, где каждый элемент пирамиды будет в плюсе, и ты потом этих людей приведешь. 

Кстати, один из эффективных способов — работа с уже существующими пирамидами, сетями. Они финансово мотивированы и отлично умеют впаривать.

Что насчет черных технологий?

Стало много смартфонов, тяжелее скрыться от камер. Те же классические карусели сейчас применяются меньше. Но, конечно, всё встречается. Особенно, когда власти нужно побеждать, а реально победить она не может. 

Есть много фишек: надомное голосование, досрочное голосование, меняют урны. Есть списки мертвых и тех, кто точно не придёт на выборы. За них приходят голосовать другие люди с наклейкой в паспорте — это условный знак для заряженного члена комиссии. 

Лично моё мнение, лучше грамотно построить сеть и побеждать с её помощью.

Насколько коррумпированы комиссии?

Практически каждая комиссия коррумпирована. Вопрос только в том, как далеко они готовы пойти. 

В каких-то мелочах — затруднить работу наблюдателей, завесить камеру тряпкой, это происходит сплошь и рядом… Но вбрасывают не они, они создают условия.

Если речь о подмене протоколов — да, тоже встречается, особенно на губернаторских. Федеральный центр всегда спускает в регионы планы по процентам. Определенная партия или кандидат «не должен» набрать меньше этой планки. Например, губернатор меньше 50%, а то и 60-70%. Часть голосов реальны, разумеется. Но если их не хватает, начинают рисовать. Первым делом в отдаленных территориях, где нет сильных соперников, активных наблюдателей. 

Мы же видим результаты в Чечне, Туве, Кемеровской области. Север — там очень сложно построить какой-то внятный контроль. Отдаленные и национальные регионы нарисуют сколько надо, и никто крик не поднимет.

Где грань добра и зла, как люди живут с этим?

Коллеги делают то, что делают, и бухают, чтобы сгладить диссонанс.

Тут такая философия: тебе не надо любить кандидата, становиться на его сторону, разделять идеологию. Ты здесь как врач или адвокат. Сегодня у тебя один кандидат, завтра другой. И ты не имеешь права иметь убеждений. 

Да, иногда делаешь то, от чего внутренне тошнит, но ты абстрагируешься. Просто, окей, что у нас дальше? Идеалистам не место в такой профессии и вообще не место в политике. Попадая в орган власти, ты будешь вынужден со всеми договариваться. Макиавелли в современном прочтении. Кстати, в его день рождения коллеги в шутку поздравляют друг друга с днём политтехнолога.

Что больше всего напрягает в работе?

Приходится сильно нервничать, особенно на руководящей должности. Когда отвечаешь за результаты, тебя все дёргают. Ты, конечно, никому ничего не обещал, но, всё-таки, если подписался, это твоя репутация. 

Еще сложно отказаться от микроменеджмента. Может, это только в России такая штука. Вместо того, чтобы отпустить — «делайте как-нибудь», и они сделают, ты будешь всё им согласовывать. И к тебе будут всё время ходить за согласованием. Жонглировать этими задачами изрядно раздражает.

Вспомни какой-нибудь самый треш

Всякое бывало: мне резали баннеры, били агитаторов, отбирали агитматериал, портили районные праздники. Всё зависит от ресурса твоего противника, чем конкурентней округ, тем бывает сложнее, вплоть до заговоров с ментами. Особенно в небольших территориях, где все друг друга знают.

Депутат от власти, допустим, выдвигается третий раз, а тут против него новый кандидат. Провластный едет к начальнику ментов: «слушай, Иваныч, давай-ка вот этих придержим. Можешь у них изъять агитацию, потом вернешь». 

Находится бабушка, которая пишет жалобу, мол, в штабе хранится экстремистская литература. Изымают на экспертизу, а возвращают уже после выборов. Такое тоже бывает, это часть процесса.

Я точно знаю, что к нашим коллегам-технологам как-то раз ломились в квартиру специально нанятые нарики, пришлось отбиваться табуретками. В последнюю неделю перед выборами приходилось скрываться, менять симки, жить по съёмным посуточным квартирам. 

Ведь полевики в день голосования — ключевое звено, на них завязаны контакты по мобилизации. Если их задержат по надуманному предлогу, типа уехали с места ДТП, тогда всё пропало.

Но это редкость. Встречается на конкурентных округах в местах, где привыкли жить по-старому. И, опять же, если у тебя есть кандидат, как-то привязанный к округу, первым делом отправляешь его общаться со всеми: ментами, мэрами, бандитами, решалами. Говорить им, слушайте, не мешайте, вот изберусь — что будет? Чтобы эти ребята хотя бы не влезали. Или еще дать им денег, чтобы якобы какую-то работу выполняли.

Расскажи забавный случай, что запомнилось?

Кандидат пришел на встречу с избирателями пьяный, посылал матом людей. Потом сел за руль и уехал у всех на глазах, хоть людей и немного было.

Вообще, любой кандидат-первоход не знает, что его ждет. Он думает, всё будет идеально, а потом приходится с бабками какими-нибудь танцевать на творческих вечерах. Очень многих людей с деньгами это бесит. 

Приедет, из Крузака своего вылезет в грязь в туфлях за 200 тысяч, а к вечеру его аж трясет: «Я больше никогда к ним не пойду!». 

Ты говоришь: «Пойдешь, у тебя завтра три встречи». Начинаешь его попроще одевать — поло, кроссовки. Крузак паркуете за три двора, подвозишь на своей машине.

О чем шутят политтехнологи?

Сами над собой, но чаще – над кандидатами. Над каким-то трешовым АПМ (агитационный печатный материал). Есть мемы, которые зашли в массы, как Гепа и Допа — древняя история из Харькова.

Что больше всего радует в работе?

Бабки. Получаешь больше, чем по рынку. Ну и, во-вторых, некий драйв, когда ты въебал единоросов, у которых огромное бабло и всё остальное. Ощущение победы, как шанс один на тысячу.

Часто против Едра доводилось работать?

Достаточно. Я с ними последнее время-то и не сотрудничаю. Не то чтобы личная позиция, если позовут на интересный проект, может, и пойду. Ситуация в другом. Там, как правило, слабая ротация кадров. Одни и те же люди сидят на одних и тех же проектах. А среди оппозиционных партий еще есть возможность выбирать.

Твоё видение ситуации с Мосгордумой?

Не самая благоприятная ситуация для заказчика мосгордумовской кампании, многие решения ему аукнулись. Там паника, они абсолютно не понимают, что делать. Похоже на судорожные попытки остаться на плаву. Очень много точек принятия решения, никакая не является конечной. Одни предлагают поступить так, другие иначе, одно на другое накладывается.

Собянин хочет выглядеть демократичным мэром: «Вот, мы всех допустили и честно их победили». Потому что ему рапортуют: «Мы работаем, у нас всё схвачено, есть люди, актив, мы всех мобилизуем и приведём». 

На этих контрактах годами сидят маститые технологи, но они просто пиздили деньги и ничего не делали всё это время. 

Завтра выходит кандидат от Навального с 5 миллионами рублей, и тебя просто как тряпку выносит. Тебе вопрос сверху — ребят, а где результат? Поэтому начинается разговор: «Слушай, Сергей Семенович, такие риски, зачем нам это? Давайте примем решение… Вот этих людей не допустим». Американское бабло, влияние запада — начинают лечить его этими сказками. 

Собянин говорит: «Ладно», и включается этот пиздец. Они просто не просчитали результат и вместо одной беды получили другую. Но сдавать назад никто не будет, будут жестко давить протест, показывать, что у нас так дело не пойдет. А на уровне АП создадут новых лидеров мнений, которые будут канализировать протест. За всё хорошее против плохого, но без Навального. Появится новое оппозиционное направление, новые люди. И они есть. Их создадут.

Например, в округе, где была Соболь, есть прекрасный господин Митрохин. Известный договоренец, со всеми у него нормальные отношения. Критикует там каких-то застройщиков, осваивает какие-то бабки. Условный Митрохин, его туда для чего ставят? Чтобы он консолидировал протестные голоса. Не могу сказать, что он 100% промэрский кандидат. Но его почему-то допускают, а всех остальных нет. Он мэрии удобен, с ним можно вести переговоры.

Там, наверху, сидят нормальные стратеги. Но проблема с исполнителями, потому что деньги спиздят по пути и наймут за 300 рублей таджиков, которые будут изображать митингующих оппозиционеров. Много такого уже было.

Им самое главное — простоять день выборов. Далее будут оргрешения на уровне мэрии. Мы, конечно, ничего не увидим напрямую, но будет зачистка, будут разгонять, вскрывать гнойники. А любое изменение баланса сил как-то двигает рынок. Как только старая элита уйдет, и откроется место для новой, опять понадобятся политтехнологи. И не те, кто работал по старой модели и выигрывал каруселями, а те, кто будет реально работать с электоратом, придумывать многоходовые комбинации.

Понравилось интервью? Читайте другие: вот алфавитный указатель — выбирайте на свой вкус. И подпишитесь на Рабдно в телеграме, инстаграме и ВКонтакте.
Вы не пропустите новые интервью, а нам будет приятно.